Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salems Lot] - Стивен Кинг

— У вас нет распятия или медальона святого Христофора?

— Ну… мужнино распятие в спальне… я могла бы…

— Пожалуйста!

Она пошла через прихожую, шурша шлепанцами по старому ковру. Бен поднялся к себе и оделся. Когда он вернулся, Ева, держа в руках распятие, уже ждала его у дверей.

— Спасибо.

— Это мистер Берк попросил его у вас?

— Да.

Она нахмурилась:

— Он ведь не католик. По-моему, он и в церковь-то не ходит.

— Он не объяснил мне.

— О! — она понимающе кивнула и отдала распятие. — Пожалуйста, берегите его. Оно для меня много значит.

— Я понимаю. Не беспокойтесь.

— Надеюсь, с мистером Берком все в порядке. Он хороший человек.

Бен спустился к машине. Он не мог одной рукой держать распятие и доставать ключи, но, вместо того чтобы переложить распятие в другую руку, он почему-то одел его на шею. Серебро тяжело скользнуло на рубашку, и, садясь в машину, он едва отдавал себе отчет, что эта тяжесть его успокаивает.

Все окна на первом этаже домика Мэтта светились, и, чуть только фары «ситроена» Бена выплеснули свет на подъездную дорожку, Мэтт открыл дверь и встал на пороге.

Бен приготовился почти ко всему, но лицо Мэтта все же потрясло его. Мертвенно бледное, с дрожащими губами. Глаза расширились и, кажется, перестали мигать.

— Пойдемте на кухню, — проговорил Мэтт.

Когда Бен шагнул на порог, свет лампы упал на распятие.

— Вы принесли его!

— Оно принадлежит Еве Миллер. Что случилось?

Мэтт повторил:

— На кухню.

Проходя мимо лестницы на второй этаж, Бен мельком бросил на нее взгляд и вздрогнул.

Кухонный стол, за которым они ели спагетти, был теперь пустым, за исключением трех предметов, которые наводили на размышления: чашка кофе, старинная Библия и револьвер 38-го калибра.

— Да в чем дело, Мэтт? Вы выглядите ужасно.

— И, может быть, мне просто приснился кошмар, но, слава Богу, что вы здесь. — Он взял со стола револьвер и принялся рассеянно вертеть его в руках.

— Рассказывайте. И прекратите играть этой штукой. Она заряжена?

Мэтт положил пистолет в провел рукой по волосам.

— Да, заряжена. Хоть я и не думаю, чтобы от этого был толк… разве что для меня самого. — Он рассмеялся дребезжащим нездоровым смехом, похожим на скрип битого стекла.

— Прекратите!

Резкость голоса Бена смела с глаз Мэтта странное остановившееся выражение. Он потряс головой, как вылезшее из холодной воды животное.

— Наверху мертвец, — сказал он.

— Кто?

— Майк Райсон. Городской рабочий.

— Вы уверены, что он мертв?

— Абсолютно, хотя я туда не заглядывал. Не посмел. Может быть, в другом смысле он вовсе и не мертв.

— Мэтт, вы говорите как человек не в здравом рассудке.

— Думаете, я этого не знаю? То, что я говорю, — бессмыслица, а то, что я думаю, — безумие. Но мне некого было позвать, кроме вас. Во всем Салеме Лоте вы один, может быть… может быть… — Он помотал головой и начал заново: — Мы говорили о Дэнни Глике.

— Да.

— Майк хоронил его. И Майк нашел собаку Вина Пурингтона на воротах кладбища «Гармони Хилл». Вечером я встретил Майка Райсона у Делла и…

— …и я не смог войти, — закончил он. — Не смог. Я сидел на кровати почти четыре часа. Потом я, как вор, прокрался вниз и позвонил вам. Что вы об этом думаете?

Бен снял распятие и задумчиво водил по нему пальцем. Время приближалось к пяти, восточный край неба розовел.

— Я думаю, нам надо подняться в вашу гостевую комнату и посмотреть. Это все, что я думаю сейчас.

— Теперь, под утро, все кажется мне кошмаром. Надеюсь, так и есть. Надеюсь, Майк спит как ребенок.

— Ладно, пошли посмотрим.

— О’кей, — с трудом произнес Мэтт и вопросительно взглянул на стол, потом на Бена.

— Конечно, — сказал Бен и надел распятие Мэтту на шею.

— Действительно, с этим легче, — Мэтт виновато засмеялся. — Как вы думаете, позволят мне взять его с собой в сумасшедший дом?

— Хотите пистолет? — спросил Бен.

— Наверное, нет.

Они отправились вверх по лестнице. Бен шел впереди. На верхней площадке из маленького холла вели две двери. Одна — открытая — в спальню Мэтта…

— Другая, — сказал Мэтт.

Бен прошел через холл к двери гостевой комнаты. Не то чтобы он полностью поверил в Мэттову фантасмагорию, но все-таки его поглотила волна чернейшего ужаса, когда-либо им изведанного.

Открываешь дверь — и он висит на потолочной балке, весь распухший и черный, а потом глаза открываются, они провалились в глазницах, но они видят тебя, и они рады, что ты пришел…

Воспоминание всплыло в нем, ужасающе реальное, и на мгновение совершенно парализовало. Он даже ощутил запах сырой штукатурки и мышей. Казалось, простая деревянная дверь гостевой комнаты Мэттью Берка стоит между Беном и тайнами ада.

Потом он нажал на ручку и толкнул дверь от себя. Мэтт стоял у него за плечами, держа распятие.

Окна комнаты выходили прямо на восток. Краешек солнца уже всплыл над горизонтом; первые ясные лучи били прямо в окно, выделяя несколько золотых пылинок над белой простыней, натянутой до подбородка Майка Райсона.

Бен взглянул на Мэтта и шепнул:

— Он в порядке. Спит.

Мэтт произнес без всякого выражения:

— Окно открыто. Оно было закрыто и заперто. Я позаботился об этом.

Взгляд Бена остановился на верхнем краю простыни. Там виднелась одна маленькая капелька крови, уже высохшая до бурого цвета.

— По-моему, он не дышит, — сказал Мэтт.

Бен шагнул вперед:

— Майк! Майк Райсон! Проснись, Майк!

Никакого ответа. Ресницы Майка четко виднелись на фоне щек, растрепанные волосы лежали на лбу, и Бен подумал, что в таком утреннем свете парень выглядел очень красивым. Легкий румянец пробивался на щеках — ни следа упомянутой Мэттом мертвенной бледности.

— Конечно, он дышит, — произнес Бен с некоторым нетерпением. — Он просто крепко спит. Майк!.. — он протянул руку и слегка потряс Райсона. Левая рука Майка, свободно лежавшая на груди, соскользнула, костяшки пальцев постучали об пол, словно прося разрешения войти.

Мэтт шагнул вперед, поднял упавшую руку и прижал палец к запястью.

— Пульса нет.

Бен не мог поверить. Он спит, наверняка спит. Здоровый цвет лица, видимая крепость мускулов, губы приоткрыты для дыхания… Его окатило ощущение нереальности. Он крепче взялся за плечо Райсона — и почувствовал, как холодна кожа.

Он смочил палец слюной и подержал его перед полуоткрытыми губами. Ничего. Ни намека на дыхание.